Случилось это все в конце нашего пребывания в Японии, меньше, чем за год до отъезда.
А началось все со звонка, незнакомый женский голос, представилась Надей Петровой, и сказала: "Вы наверно помните Олю Горячеву, доктора из Москвы, я с ней очень дружила, вместе Мед институт заканчивали. Скоро будет годовщина ее смерти, может быть мы можем встретиться и помянуть ее?" Олю я помнила хорошо и вспоминала постоянно, она мне была не только подруга, но и благодетельница, она жила по соседству с нами в Москве, и когда у Нины случался очередной приступ астмы, она приходила помочь, послушать свист в ее легких, выписать лекарство, сделать укол, просто побыть со мной. Иногда чуть не пару раз в неделю приходила, отвечала на все мои звонки. Была она красивая, легкая и изящная, всегда чуть ироничная, спокойная, доктор по призванию, из докторской семьи. Оля очень дружила с моей Натальей, собственно, они друг друга знали дольше, чем меня. Обе были певуньи, и дуэт их славился на весь Мед. А дальше случилась беда: у Оли нашли неоперабельный рак, и она два года боролась, чтобы подольше побыть с маленьким сыном. А потом все, ушла, перед тем попросив побольше молиться за нее в Японии, ей хотелось верить в карму, уйти в вечный круг, снова родиться, чтобы может подольше прожить. В общем, услышав Олино имя по телефону, я тут же решила, что звонящая мне женщина - человек свой. И конечно я хотела помянуть Олю, хотя мне казалось, что годовщина была в какое-то другое время. Я предложила встретиться в городе, но Надя сказала, что у нее маленькие дети-близнецы, в городе неудобно, может они лучше придут ко мне в гости. Я конечно согласилась, и они пришли: Надя, трое маленьких детишек, и обаятельный муж Вова. И скоро стало ясно, что визит у них скорее официальный. Вова мне объяснил, что работает в русском посольстве, в общем: "ну ты сама понимаешь кем". И что им, а они представляют собой не иначе как Родину-мать, требуется мое содействие, как несомненно человека патриотического. И как человека, у которого в Москве живет много родственников, ну, мы же знаем, где и сколько. И вообще, они в меня верят, и надеются, что я и своих друзей привлеку им на помощь. И все это так мило, под водочку, под хиханьки-хаханьки, под проникновенный тост про Олю. Я ощетинилась, и мне тут же было сказано, что ничего такого делать не нужно, все, что им, т.е. ему, Вове, надо, это знать, чем занимается мой институт Рикен. Типа держать руку на пульсе научно-технической мысли Японии, вдруг чего в России пригодится. Тут я вспомнила юность, 57 школу, и принялась ваньку валять как положено. Главное, ни от чего не отказываться, ни на что ни соглашаться, и просить новых и новых разъяснений, что же от тебя хотят, по принципу: "я такая дурочка, вы сами не захотите со мной связываться". Так себя вела с раионными комиссиями наша чудесная Директриса Нина Евгеньевна, и очень успешно. В конце концов мы договорились, что я снабжу Вову Рикеновскими буклетами. Рикен ежегодно в открытом доступе публиковал сборник работ по всем отделам, обычно эти работы были давно опубликованы где-то еще в периодике, а Рикен их перепечатывал через годик, и издавал толстую книжку. Все эти брошюры, на английском и японском, горой валялись в лобби, куда с улицы всякий мог зайти без всякого пропуска (там вообще пропуска были не нужны, только разве что в радиоизотопном блоке), и взять пачку, сколько унесет (они толстые были). Я, собственно, сначала попыталась Вову сподвигнуть самому туда пойти и взять, сколько надо. Но он настоятельно попросил меня ему принести, и желательно по-японски, за переводы с японского ему больше заплатят. Ладно, такую туфту я вполне могла сделать для блага российского Вовы, приволокла ему килограммов 10, а то и больше. Естественно, после первой встречи, от последующих я старательно уклонялась, да и вообще занята была, ребенок, то да се... Кстати Наталья моя сказала мне, что Надя действительно с ними на курсе училась, но ни с Олей, ни с ней никогда не общалась. И Наталья никому моих координат и телефона в Токио не давала, Надю вообще после окончания не видела, не слышала, не знала, что она в Токио. Так что подходец ко мне эти добры-молодцы сами сочинили, и очень ловко, а я клюнула, как карась. Однако же совсем уклониться от Вовы мне так и не удалось. Он знал, где я живу, и в один прекрасный майский день просто ждал меня вечером у дома. Сказал, что очень спешит, заскочил на минутку, принес мне подарок. Я его домой не звала, на улице поговорили, я сообщила ему, что через месяц уезжаю из Японии (правда), причем в Америку (правда). Он спросил куда, я ответила, что пока точно еще не решила, предложений много (неправда). "Ну ладно, - сказал он, - мы тебя в Америке найдем" - "Ну вперед и с песней, - подумала я, - искать Смита в Америке занятие неблагодарное..." И тут Вова мне преподнес подарок: сумочку от Гуччи. Заговорщицки подмигнул, и сказал: "Ты только представь себе, сколько она стоит, видишь, как ты нам помогла..." Поцеловал в щечку на лету (знал, что я иначе отскочу), и умчался, оставив меня при этой Гуччи, которая на самом деле скорее всего была сделана в каком-нибудь Гонконге на ихней Малой Арнаутской улице. Однако же прослужила мне много лет в Америке, развалилась только недавно, и вообще была до чертиков удобна, хотя красная цена ей была долларов 30. Впрочем, Рикеновские буклеты и публикации стоили наверняка еще меньше (и то за счет хорошей бумаги, на которой они были напечатаны). Так что я думаю, что учитывая сумочку, и принесенную Вовой на первую встречу бутылку хорошей водки, я осталась в плюсе. Вова должно быть тоже, а в минусе осталась Россия, которая в очередной раз выбросила некоторое количество денег на распил и откат. А друзэй своих я всех предупредила об обаятельных Вове и Наде из посольства.