глава 1 http://mary-spiri.livejournal.com/65732.html
Фотографии http://mary-spiri.livejournal.com/65970.html
Анти-советизм и стукачество в 57-й школе
Так как я была в школе старожилом, наша классная руководительница, замечательнейший учитель (химии) Серафима Зиновьевна попросила меня стать старостой класса. До тех пор я старательно избегала любой общественной работы, ибо неучастие во всяческих советских начинаниях и активностях было впитано, так сказать, с молоком матери. Родители меня всегда готовы были отмазывать от общественных мероприятий, писали в школу письма о моих воображаемых болезнях и жуткой занятости. А тут Серафима мне говорит прямо так, открытым текстом: "Нашей школе объявлена война. Если врагам школы удастся доказать, что мы - рассадник антисоветизма, то нас закроют, как закрыли 2-ю математическую, разгонят школьников, учителей уволят с волчьими билетами. А чтобы школа существовала, мы должны жертвовать своим временем и идти на компромиссы: писать все необходимые бумажки, проводить все необходимые мероприятия, и вообще думать, когда, где и что говорить. Ну что, будешь нам помогать отстаивать школу?" В такой ситуации не согласиться было невозможно.
Серафима была одним из трех столпов, на которых держалась наша школа, участница Великой Отечественной войны, медсестра на передовой, на фронте вступила в коммунистическую партию. Я всего один раз видела ее при боевых наградах на День Победы, и была потрясена не количеством, а качеством: награды, которые медсестрам давали за вынесенных из-под огня раненых. Еще Серафиму отличал едкий юмор, который ей очень помогал справляться с юными гениями из математическиих классов, чтобы заставить их учить химию. Не шутить она не могла, само выходило. Так например, у нас в классе было две странные фамилии на букву "С", Смит и Супер. В классном журнале фамилии должны идти по алфавиту, но Серафима не устояла, переставила, чтобы при быстром прочтении фамилий получался "Супер Смит", и так оба года, 9 и 10-й классы. Среди юных гениев нашего класса Серафима сразу обнаружила с полдюжины тех, кто никак не хотел тратить свое драгоценное время на химию. Поэтому она принялась уделять им особое внимание, устраивая им быстрый опрос на каждом уроке. Чтобы не возиться с перечислением фамилий вызываемых, она окрестила их "букет моей бабушки", почти каждый урок начинался с "букет, выйдите, пожалуйста, к доске", и "пошли они солнцем палимы"...
Другие два столпа были директриса Нина Евгеньевна (Н.Е.) и завуч Лев Нилович. Н.Е. тоже была партийная, депутат 25 съезда КПСС, в школе преподавала черчение, всегда была великолепна одета и причесана, и никогда не повышала голос. Ее слушались, при ней ходили по струночке, такая у нее аура была. А Лев Нилович был беспартийным, очень больным - с тяжелой астмой, которую тогда лечить не умели. Однако же говорили, что все дивные тактические ходы, направленные на сохранение школы, выдумывал именно он. Например, по итогам собеседований в математические классы каждый год оказывалось, что отобрано не меньше 20% евреев, и еще куча половинок и четвертинок, явных и тайных. Я совершенно не утверждаю, что талантливых русских было мало, наоборот много, например моя лучшая подруга Маша с замечательной математической головой. Никакого специального отбора евреев в 57-ю школу не было, все было честно. Но в среде московской интеллигенции евреев было много, они воспитывали детей с осознанием необходимости хорошего образования, т.е. было много культурного и семейного отбора, и много было смешения народов, как например в моей семье. А государственная политика была весьма анти-семитской, якобы из-за того, что евреи пытались уехать из страны (хотя в то время почти не выпускали), шла дикая дискриминация при поступлении в Московский Университет, особенно на мехмат и физфак. И вот году так в 75-м Н.Е. вызвали в районный отдел народного образования (РОНО), и потребовали, чтобы евреев в свеженабраных классов было не более 2%, такой же процент, как среди всего населения СССР. А защита, построенная Львом Нилычем, звучала в устах Н.Е. так: "Я женщина простая, но всю жизнь стараюсь буквально выполнять все указания нашей коммунистической партии и правительства. И чтобы чего не перепутать, прошу вас, напишите мне приказ, дайте мне письменные указания о 2% евреев, и непременно с подписью, чтобы я знала, к кому мне обращаться, если будут вопросы". Вот тут-то чиновники в РОНО перепугались, такая бумага во-первых, шла вразрез с официальной пропагандой, а во-вторых, накладывала на них личную ответственность, тот, кто подписывает, уже не спрячется. Поэтому они долго топали ногами, и грозили Н.Е. выговорами, проверками и комиссиями, но бумаги не давали. А евреи спокойно поступали и учились в 57-й, если у них для этого были достаточно хорошие мозги.
Первой просьбой Серафимы ко мне было поговорить с ребятами в классе, кулуарно в уголке, и передать предупреждение: учитель истории Толстый Вадик из КГБ, а учительница литературы Зеленая Надька доносы пишет, пытается всеми силами сделать карьеру путем стукачества. Историю про Зеленую Надьку я уже слыхала до того: когда она только пришла в школу, то решила устроить провокацию. Провела целый урок, обсуждая Достоевского, в частности о том, что счастье всего мира не стоит слезы одного ребенка. Класс был математический, и нашлась пара ребят, которые клюнули, и написали сочинения с весьма антисоветским душком о вреде революции в свете количества пролитых детских слез. Зеленая Надька очень обрадовалась, и поволокла сочинения к Нине Евгеньевне. И Н.Е. с Серафимой пришлось долго ваньку валять, убеждая Надьку отдать им сочинения в сейф. Та отдала, радостно убежала донос писать. А Н.Е. вызвала к себе этих идиотов, написавших сочинения, пропесочила их, отдала им тетрадки, и потребовала, чтобы больше никто никогда этих сочинений не увидел. И далее линия защиты была: "Какие такие сочинения? Не было, Надька все придумала, выслужиться хочет. Мы истинно советские люди, старые партийцы, у Серафимы вообще вся грудь в орденах и медалях". Натурально, после всех проверок/разборок, Н.Е. с Серафимой решили на будущее подстраховаться, и передать ученикам информацию о стукачестве Зеленой Надьки. Я тут же пошла делиться, просто на переменах, когда видела группу наших, тут же им передавала сообщение, и клянусь, охватила всех в классе, да еще и в параллельном математическом заодно. Типа, помалкивайте при Надьке, не ведитесь на провокацию, а то хорошие люди пострадают (да и вы сами тоже).
И тут случилась страннейшая история, которую я до сих пор не понимаю. Была у нас в классе девочка Любочка, маленькая, черненькая, очень хорошенькая, как куколка. Девочек у нас вообще было немного, математические таланты чаще наблюдаются у мальчиков, чем девочек. Любочка была всеобщей любимицей, чирикала весело во всех компаниях, где как раз и обсуждались всевозможные антисоветские идеи, и периодически озвучивались приглашения всем в субботу сходить в синагогу. И вдруг призывает меня Серафима и спрашивает, передала ли я ее сообщение насчет Зеленой Надьки. А то оказывается, что наша куколка Любочка с Надькой подружилась, пришла к ней жаловаться на сионизм в классе, на ужасный анти-советизм, который не дает ей спать ночами, она-то ведь истинно советский человек, хотя и еврейка наполовину. Надька очень обрадовалась и стала Любочку расспрашивать, кто в классе самый ярый сионист-антисоветчик, и Любочка принялась называть фамилии одноклассников, приводить их высказывания, которые Надька старательно записывала. Серафима мне так и не сказала, из какого источника она получила эту информацию, а получила она ее практически сразу, ущерб был нанесен, но наши еще не успели наговорить на целое дело. Мне кажется, что информацию слил Серафиме Толстый Вадик, учитель истории и кгбэшник, приставленый присматривать за школой. Мне кажется, что Вадику не хотелось скандалов, он справедливо считал, что ничего страшного не произошло, никто не организовался в подполье, никто не собирается агитировать за государственый переворот. А раз так, то гораздо лучше тихо наблюдать за всех нашей анти-советской псевдо-деятельностью, использовать школу, как клапан для спускания пара, и как индикатор интеллигентских настроений. Плюс вообще полезно: былой антисоветизм можно потом использовать, чтобы человека взять за жабры, завербовать, приструнить. А громкий скандал нужен только Надьке для карьеры, а для дела бесполезен. Но это все моя нынешняя реконструкция.
Я оказалась в идиотском положении: с одной стороны, Серафима поверила моим заверениям, что я информацию всем донесла, я вообще-то даже помнила момент, когда Любочка рядом стояла и слушала. С другой стороны, получилось, что Любочка в результате узнала, к кому идти жаловаться на сионизм, чтобы вышло эффективно. В результате, единственно, что я смогла сделать, это донести до наших одноклассников новое предупреждение, на этот раз насчет Любочки. И персонально - тем, кого она назвала Надьке в качестве главных сионистов-антисоветчиков. Наши были не способны на организованый бойкот, они просто стали шарахаться от Любочки, как от чумной. В ее присутствии все разговоры затихали. А пара ребят даже выразила ей свое неудовольствие, что она на них настучала. Любочка страшно переживала конец своей популярности. Позже, уже после института, она всячески старалась нам объяснить, что это она ненарочно, что она не знала, что она от всего сердца. И что когда ее потом пытались завербовать в стукачки КГБ при поступлении в институт, хвалили ее за патриотизм, обещали ей златые горы и дневное отделение, она гордо отказалась, пошла на вечернее, и вообще кровью смыла свою вину. Мы вежливо отмалчивались, что тут скажешь, все ведь знают, что стучать нехорошо. А мне по-прежнему совершенно неясно, зачем она все это затеяла, выгоды никакой, а проблем - масса. Или же все-таки сначала искала выгоду, а потом побоялась идти по выбраному пути?
А в целом наш класс был совершенно замечателен, особенно девочки, которые в основной массе опровергали тезис, что женщина-математик похожа на морскую свинку (которая и не морская, и не свинка), они были и красивы, и одарены математически. Да еще и дружили без склок, делить нам было нечего, ибо наши мальчики были из других, старших классов, и все разные. В 57-й школе мальчиков хватало на всех, соотношение было 3 или 4 к одному. Мальчики же из нашего класса очень на нас обижались, что мы смотрели не на них, и даже на выпускном балу решили назло с нами не танцевать. Что в общем особенно веселью не помешало, другие танцующие нашлись. Сейчас мне трудно вспомнить какие-то отдельные события, вся учеба в 57-й слилась в единую разноцветную радугу, так мне было здорово и весело. Я радостно ехала утром в школу, днем после школы болталась с подружками из класса по окрестностям, провожала их до дома на метро, или они меня (мы все жили в разных концах Москвы), и общалась, общалась, общалась. А потом допоздна сидела дома за домашними заданиями, и даже вся эта математика казалась небольшой платой за счастье.