глава 1 http://mary-spiri.livejournal.com/65732.html
Фотографии http://mary-spiri.livejournal.com/65970.html
глава 2 http://mary-spiri.livejournal.com/66110.html
глава 3.1 http://mary-spiri.livejournal.com/66321.html
глава 3.2 http://mary-spiri.livejournal.com/66718.html
глава 4 http://mary-spiri.livejournal.com/66930.html
глава 5 http://mary-spiri.livejournal.com/67296.html
глава 6 http://mary-spiri.livejournal.com/67484.html
глава 7.1 http://mary-spiri.livejournal.com/67797.html
А вскорости и я отправилась в Японию. Для вещей папа мне дал свой старый чемодан, с которым уже раза два летал в Штаты. В то время летать можно было только Аэрофлотом, который был знаменит воровством. Никакие запоры не помогали, их вскрывали аэрофлотовские умельцы, но советские люди, как всегда, выход нашли: обматывали чемоданы метрами и километрами клейкой ленты. Самая лучшей из лент был американский дактейп, который в Штатах используется для ремонта всего на свете, включая водопровод. Он почти ничем и никак не отдирается, а папа чемодан им обматывал очень щедро, поэтому мне чемодан достался весь в лохмотьях, фестонах, и полосах лент разных цветов, так что родной коричневый цвет был почти не виден. Так как других чемоданов ни у кого в тот момент не было, а с деньгами было крайне туго, я упаковала себе этого монстра, и с ним прилетела в Токио. Там оказалось, что профессор Комамине решил отплатить сторицей за гостеприимство, которое ему оказали в Москве, и в Токио поселил меня в роскошнейшем Хилтоне. До сих пор с содроганием вспоминаю прибытие моего чемодана, как беллбой в униформе его погрузил на сверкающую тележку и покатил через роскошное лобби в зеркальный лифт, все эти лохмотья ленты (к которым я еще добавила), отражающиеся в зеркалах. Вообще было мне трудно, я себя ощущала слоном в зоопарке, и это ощущение довольно долго меня не оставляло в Японии, как первая стадия культурного шока. Одежды приличной у меня тоже было мало, и та была довольно странная, какие-то юбки с блузками, всю нормальную одежду я оставила друзьям и родственникам, и была одета, как школьная учительница. Не было и зимнего пальто (оно пошло моей сестре), к счастью, температура зимой в Сендае обычно не опускалась ниже минус 5, снег, хоть и шел, но не ложился.
Сендай расположен к северо-востоку от Токио, по японским меркам город небольшой, всего около миллиона жителей, во время Второй Мировой он был полностью сметен с лица Земли американскими бомбежками, не осталось ни одного исторического здания. И вообще в центре исторических событий он не находился, прославился в основном деятельностью одного из великих лордов (даймьо) ранней эпохи Эдо по имени Дате Матсумуне (1567 – 1636). С одной стороны этот даймьо перебил всех своих братьев, чтобы они ему не мешали править, а с другой - организовал первое японское кругосветное путешествие на кораблях, купленых у иностранцев, которые доплыли аж до Рима.
Когда я впервые приехала в Сендай в 1990-м, он был малоприспособлен для иностранцев: единственной надписью по-английски было название железнодорожной станции в центре, большая вывеска "Сендай-эки". Знаменитый университет Тохоку ("То-хоку" в переводе "Восток-север") стоит на окраине, вдали от океана, на большом холме. Метро в нашем конце Сендая не было, главный общественный транспорт - автобусы, причем вместо номеров маршруты обозначались иероглифами. Окончательно же меня добило то, что по ходу маршрута иероглифы на автобусе менялись. Причем если водитель забывал их сменить (нажатием кнопки), то внезапно мог появиться автобус с совершенно незнакомым сочетанием (не две букашки, а самолетик, например), и что тут прикажете делать? Спрашивать у водителя было бесполезно, никто из них не говорил по-английски. Правда, все они постоянно старались помочь. Один раз я не успела на свой автобус, он покинул нашу остановку минуты на две раньше, чем по расписанию. Я было побежала вслед, но все равно не успела. Тут подкатил следующий автобус, идущий по другому маршруту с ненужными мне иероглифами. Я отошла в сторону, но водитель принялся жестикулировать и звать меня внутрь. Я зашла, думая, что может он говорит по-английски. Нет, он не говорил, ничего, кроме “ОК-ОК-ОК”. Я попыталась заплатить за проезд, он закрыл кассу рукой, чтобы я не платила. После чего быстренько догнал мой правильный, ушедший автобус, просигналил ему, тот остановился, мне помахали, чтобы я в него перешла, водители друг другу отдали честь, и я поехала себе на работу, даже никого толком не поблагодарив. Так что общий стресс жизни в городе, где ты не понимаешь ни слова и ни буквы, несколько облегчался всеобщим желанием тебе помочь. Помогала и секретарша профессора Комамине, она даже пару раз пошла со мной в магазин за едой. Ее до глубины души потрясло мое желание самой себе готовить, молодые японцы, живущие в одиночку, покупают только готовую еду.
А жизнь в Японии без Нины в мой первый приезд в 90-м году была нервная, во сне меня мучили кошмары, после которых я в ужасе звонила в Москву. Звонки тогда стоили доллар минута, а платили мне около штуки в месяц. Мои телефонные счета доходили до 200 в месяц, я экономила на еде (а конкретно ждала, когда меня профессор с другими студентами в ресторан поведет), ходила на работе в белом халате. Ибо любимые джинсы остались в Москве на подруге Наталье, а новые купить было некогда, не на что, да и размеры в Японии несколько не мои. И откладывала деньги на то, чтобы потом привезти с собой Нину. Но вообще жила очень весело. Во-первых, в лабе была отличная компания, веселый-приветливый народ. Конечно, по-английски они говорили плохо, а я по-японски тогда вообще никак, но зато было желание общаться и трепаться, и было странное осознание, что мы даже несколько похожи, японцы и русские, психологически близки. Например, в минус 10 пойти во двор набрать жидкого азота без куртки, стоять и дрожать на ветру, пока азот нальется в дьюар, синеть и терпеть нам проще, чем заранее сходить за курткой на два этажа наверх в гардероб. Терпеливые мы нации, холодом нас не проймешь. Во-вторых, работа шла совершенно прекрасно, с дикой скоростью, с постоянными удачами и без проколов. Работала я, правда, без выходных и воскресений, за исключением пары дней, когда мы всей лабой выезжали на природу. За полгода я сделала столько, что осознала - вот она, диссертация. Тем более, что профессор Комамине был вполне доволен и охотно разрешил. Он меня ставил в пример японским студентам, и в общем это был поворотный момент, после которого находить в Японии работу и гранты мне стало легко, достаточно было сказать профессору, что я хочу приехать.
А вот возвращаться в Россию было трудно. Конечно, я очень соскучилась по Нине, меня просто трясло, когда я наконец-то ехала на лифте на наш 6 этаж. Но вот еда... Я осознала, что откусивши кусочек мяса, сразу чувствую, что эта корова была зверски замучена 20 лет назад и с тех пор хранилась в морозилках, а потом еще и чуть подгнила в процессе продажи. И что на рыбу в Москве я вообще даже издали смотреть боюсь, не рыба это вовсе. Да конечно, нехорошо родину менять на жратву... Однако же зачем я нужна родине? За полгода моего отсутствия в моем институте все развалилось еще дальше. От меня потребовали, чтобы я привезла приборов и материалов. Я пошла к Комамине-сенсею, попросила, и было мне дано очень много: от шприцов и перчаток, до реактивов. Привезла, ожидая радости от коллег в Москве, но никому не было никакого дела. И никто ничего не взял использовать, “положи тут в уголке”, там оно так и лежало.
Летом мы совершенно замечательно сходили в поход в Карелию на байдарках, я взяла с собой Нину, все мои любимые друзья-подруги тогда еще были живы, дети были маленькие и ужасно забавные, рыба ловилась, морошка плодоносила, погода была по большей части совершенно замечательная. Вот чего мне страшно не хватало в Японии - это родных и друзей, общения с любимыми людьми. Оторваться, забыть, я совершенно не могла и не хотела, в моей советской жизни круг общения был главным. Поэтому я никогда всерьез не рассматривала эмиграцию, только вот съездить поработать, и вернуться. Вот только возвращения выходили какие-то временные. Народ из института либо разъезжался кто куда, либо уходил "в бизнес". Но как перейти в бизнес, я себе не представляла, да и не хотелось, хотелось еще "помучиться" в науке. Зато жить в России, имея некоторое количество долларов, было тогда приятно, стали появляться продукты в магазинам, а цены были еще смешные. Мы с Ниной неплохо жили примерно на 30 долларов в месяц.
Однако накоплений было немного, и те близились к концу. Поэтому после защиты дисера я сразу написала профессору Комамине: хочу обратно в Японию. Oн тут же мне прислал бумажки на грант. Дальше вышло забавно: я должна была защищаться 4 февраля 92-го, и тут же ехать, числа 20-го февраля, оформив документы после защиты. И вдруг в январе узнаю, с 1-го февраля билеты до Токио (и вообще за границу) подорожают в 30 раз. Вместо $30 будут за $900. А мне их два надо было покупать, на себя и Нину... Таких денег у меня не было, и занять было не у кого. Ну я попросила отложить защиту на год, купила билеты на 30 января по $30, и стала собираться. А визы японской мне все нет... Тут как раз случился обычный казус: русские пограничники в очередной раз постреляли в японских рыбаков, которые с ослиным упрямством пытались рыбку половить в русских территориальных водах (Япония эти воды считает своими). Все, как обычно, остались живы, однако же скандал разразился, кто-то кого-то задержал, в общем, в такой обстановке визы выдавать перестают. Я срочно звоню Комамине-сенсею, говорю, что мол не успеваю с визой. “Ничего,- говорит он, - тебе ее за пару дней сделают, не беспокойся, мой одноклассник сейчас зам министра иностранных дел”. И правда, сделали за два дня, еще неделя до отлета мне оставалась, даже расслабиться успела. Впервые в жизни у меня оказался блат, и тот в Японии...
Дальше все шло так же, с приключениями. В Шереметьево нам сообщили, что рейс откладывается на неопределенный срок. Причем уже во внутреннем отстойнике: мы контроль уже прошли, но багаж еще не сдали, ни туда, ни сюда. Сидим на багаже (там кресел не было), Нина кашляет, астма. Спрашиваю: "A нельзя ли на предыдущий рейс?"- "нет,- говорят,- он вот-вот улетит". Сидим дальше, тут появляется еще мама с мальчиком 5 лет, который орет. И не переставая, 2 часа подряд. Молодец малый, не удивлюсь, если певцом стал. В общем, служащим аэропорта очень этот ор надоел, они им говорят: "давайте мы вас посадим на предыдущий рейс до Токио", оказывается, он еще не улетел. Тут я Нину хватаю, а они мне говорят: "А вы куда?" - А я: "Нина, начинай орать. Она тоже ребенок, 7 лет. Больше часа она не сможет, у нее астма, но я сама ей помогу". В общем, повели нас на самолет, багаж пришлось тащить, я помогала тетке с мальчиком, у нее чемоданов много было, и мальчик от ора совсем устал, идти не мог. Сели в самолет, еще три часа стояли на земле, чего-то ждали. Самолет был на 2/3 пустой, Нина вольготно спала на 3 сиденьях, а в отстойнике в аеропорту сидели люди, не могли в Токио улететь. У Нины был первый перелет за 7 лет ее жизни. Попробовала я ее накормить синей птицей Аерофлота (курицу тогда подавали вареную, несколько синюшную), она честно поела, а потом все стравила обратно, бедненькая. И вот мы в Токио, выясняется, что японцы визу Нине шлепнули не ту. Она была в мой паспорт вписана, мне дали визу исследователя, и ей тоже заодно. Ладно, японцы не цеплялись особо, пропустили. А нам надо было еще ехать в Сендай. Три часа на скоростном поезде (cинкансене), и денег у меня было тютелька-в-тютельку на два билета, и только без бронирования мест. Сели на поезд, а мест сидячих, да и стоячих, в общем вагоне нету. А у меня два чемодана, рюкзак, и довольно-таки дохлая Нина. Постояли около тамбура, она ко мне прислонилась и заснула. Я ее отвела в вагон с зарезервированными местами, усадила, куда смогла. Японцы детей любят, ее оставили сидеть, котролер мне чего-то говорил, я ему чего-то отвечала, на том и разошлись. Зато в Сендае был профессор Комамине, с машиной, с куклой для Нины, улыбкой для меня, и конвертом с первой зарплатой.
