mary_spiri (mary_spiri) wrote,
mary_spiri
mary_spiri

Categories:

Любовь и ненависть к зиме

В моем отношении к зиме я очень похожа на прочих москвичей моего поколения: от любви до ненависти один шаг. Я выросла на Юго-Западе, рядом с парковыми зонами, где всю зиму мои молодые родители любили кататься на лыжах (мама - спортсменка-лыжница, и отец, и отчим - страстные туристы-походники-лыжники). И меня таскали с собой, часто "через не могу". Папа поставил меня на лыжи года в четыре, крепления сделали по традиции в виде калош, носок которых был привинчен шурупами к лыже. Все, что требовалось, это валенки, плотно входящие в калоши. Правда валенки плохо гнулись, и меня часто просто буксировали по лыжне за палки, одна из моих палок зачаливалась за одну из папиных, и вперед. Еще папа пытался научить меня кататься с горок довольно неудачным способом: ставил меня спереди между своих лыж, и управлял нами обоими. Я страшно боялась, до полного ступора, когда он это понял, то перестал, стал ждать, пока я подрасту, чтобы начать ездить с горок самой. А потом был биологический кружок, где мы почти каждые выходные ездили на лыжах в лес. Тогда у меня появились взрослые нормальные лыжи с жесткими креплениями, но к сожалению ботинки были часто маловаты, и я сильно поморозила пальцы на ногах. В хороший минус у меня ноги сразу замерзали, потом минут через 20 бега согревались, но вот останавливаться на какой-либо серьезный перерыв было нельзя, повторное замерзание было необратимо. Ступни так болели от холода, что на этом закончились все мои попытки кататься на коньках и ходить в многодневные зимние походы, ноги стали слишком чувствительны.

А ненависть к зиме началась с болезней. В детстве я чуть не умерла, зимой, когда мне было 4 года, случилось тяжелое воспаление легких, как тогда все называли пневмонию. Воспоминания остались, но крайне смутные, мой день рождения, жар, скука и тоска, нежелание двигаться и жить, тьма в душе и полутемная комната, моя кровать у стены. Семья была большая, все жили вместе и дружно, ко мне постоянно заходили родители, дяди и тети, двоюрдные, бабушка, пытались меня накормить и порадовать, а я от всего отказывалась. Единственно, что мне понравилось, это букет мелких и сильно пахнущих нарциссов, я их с тех пор обожаю, особенно запах. Есть мне не хотелось, даже день-рожденный торт, а от кипяченого молока с медом, которое меня заставляли пить насильно, меня выворачивало так страшно, что в какой-то момент и этот способ кормежки пришлось прекратить. Я до сих пор не знаю, как мои бедные родители пережили этот месяц, а то и полтора, все смешалось в моей голове. В больницу меня не отдали, отказались, несмотря на плохие прогнозы, настояла на этом бабушка, которая управляла нашей семьей твердой рукой. Спасли антибиотики, вполне тогда уже доступные, приходила медсестра из поликлиники и делала болезненные уколы в попу, от которых потом несколько часов приходилось лежать на животе. Удивительно, что мои пневмонии, которые потом возвращались каждую зиму лет до 8, почти не оставили последствий, если не считать легкой одышки при сильных физических нагрузках, которая меня не отпускала даже в хорошо тренированном состоянии.

Два самых страшных воспоминания из развеселой молодости - тоже оба зимние, и оба вокруг дня рождения. Первое - два часа ночи, я лежу в своей кровати в квартире друзей, у которых мы с дочкой тогда приютились за неимением собственной. Четырехлетняя дочка тихо спит, но я уже слышу сипение в ее легких, приближается астматический приступ, который надо будет купировать, а как - непонятно, но надо каким-то образом удержать ее от нового попадания в больницу и пережить вот эту ночь, днем будет легче. Ибо в больнице она пролежала пол-декабря, мы с мамой с ног сбивались, чтобы побольше там с ней быть, мыли сортиры на этаже и лазали через черный ход, пользуясь наличием белых халатов (с работы). В больнице дочке стало получше, но не радикально, она по-прежнему балансировала на грани приступов, и смысла там ее держать не было. Мы переехали к друзьям, которые нас приютили, возвращаться на старое место, полное пыли и аллергенов, было неправильно. У друзей была большая пустая комната (там жила бабушка, но недавно умерла, и все ее вещи уже убрали). Спать ночами я не могла, лежала и слушала дочкино дыхание, считала секунды между покашливаниями. В комнате было жарко, дом старый, его зимой топили со страшной силой, поэтому открывали форточки. Второй этаж, как раз за окном был фонарь, центр, Серпуховка, и снег скрипит под ногами редких прохожих, как бывает только в сильный мороз. А мой тогдашний спутник жизни, которого я очень любила и с которым прожила вместе около года, именно в эту ночь решил уйти насовсем. Причем у него не хватило решимости мне об этом сообщить ни лично, ни по телефону. Он просто не пришел, а его вещи мне пришлось через 3 месяца отвезти его маме, с которой я дружила. И вот я лежу без сна, слушаю скрип снега от редких прохожих, надеюсь, что может это он идет домой, а шаги мимо, и я понимаю, что он не придет, но верить в это не хочется. А дочка уже начинает покашливать все чаще, приступ набирает обороты, и сна нет, и уже не будет в эту ночь, да и жизни тоже уже вроде бы нет, но надо существовать. И я чувствую, что балансирую на грани полного и черного отчаяния, и не имею права уйти за грань, даже на истерику, к которым я тогда была склонна, права нет.

Пережить это все мне удалось благодаря друзьям, у которых я тогда жила, благодаря маме, благодаря бывшему мужу, который смог купить с рук большой ингалятор-небулайзер у какого-то арабского студента, который привез это чудо из Германии. Этот старый небулайзер стоил, как моя месячная зарплата, несмотря на трещину в пластиковом отводе, впрочем, главное - он работал, и к нему прилагалась большая пачка ампул с раствором альбутерола, который снимал приступы астмы, а друзья-доктора подобрали дочке дозу. Кстати, когда мы переехали в Японию, тот же небулайзер еще некоторое время помогал сыну друзей, он отработал свое с лихвой, крайне полезный был агрегат. Однако по-настоящему легче стало, когда зима наконец прошла. С романом своим я тоже разобралась, хотя мы работали в одном институте, мне удалось отрубить все контакты, иначе было невозможно вылезти из черной ямы. А полегчало окончательно уже в Японии.

А второе воспоминание уже из времен после первой поездки в Японию, когда мы получили квартиру во Внуково, в его новой части на задах аэропорта. И тоже - день рождения, мороз и темень, я еду домой в битком набитом рейсовом автобусе, прижатая толпой к ледяной двери. Чувстую, как мороз от двери пробивается через мою бронебойную американскую пуховку, и начинает трясти так, что челюсть дрожит, тесно, даже пошевелиться невозмижно, но тепла от толпы нет, все слишком заизолированы теплой одеждой. Наш дом стоит в стороне от трассы, я его вижу издали, наше окно на 4-м этаже. И окно не горит! Телефона у нас не было, от дома до работы мне было ездить два часа (от Внуково до ВДНХ и дальше, до нынешней Петровско-Разумовской), дочка училась во вторую смену, в школу и из школы ходила сама, ей было около 7.5 лет. В 7 вечера она должна была как штык быть дома, она знала, когда я приезжаю. А тут окно темное... Как я ждала, пока автобус доедет до остановки, трясясь от крупной дрожи, как бежала домой этот километр от остановки (впрочем, согрелась), как забежала в темную квартиру, не зная, что делать. И тут к счастью дочка пришла, она бегала в магазин, забыла днем, а я ее просила чего-то там купить, вроде хлеба. И стало окончательно понятно, что место жительства надо менять, так невозможно.

И вот как после всего этого мне было любить зиму? Я ее ненавидела, несмотря на любовь к лыжам, иногда мне кажется, что я эмигрировала из ненависти к русской зиме. Хотя конечно главная причина была работа-наука. А вот японская зима оказалась гораздо более переносима, даже морозы никакие, можно ходить без шапки и в осенней куртке, в автобусе и дома тепло. Ребенок в безопасности, астма затаилась, дочка радостно носится по школе и дома. Мы открыли для себя горные лыжи, и я даже стала скучать по снегу. Как-то уехали зимой на Хоккайдо, стоял сильный мороз, и снег скрипел под ногами так знакомо, что я надолго убрела одна погулять, просто послушать этот скрип под оранжевыми ночными фонарями на пустых городких улицах. А когда вдруг поплохело от воспоминаний, забрела в теплый "комбини" - круглосуточный магазинчик при заправке, где было светло и тепло, прикупила горячего сладкого кофе из автомата, и полегчало. Выпадал иногда снег и в Токио, раза два на моей памяти. Зимой цветут камелии, слива-умэ, и японские пионы-ботан, так красиво под снегом, просто прелесть.

Окончательно зиму я полюбила уже в штате Вашингтон, на даче в горах Каскадах, и на горнолыжных курортах. Теперь мне это нужно, побродить под падающим снегом, покататься в кристально-ясный и сине-золотой день "синей птицы". Но в районе дня рождения наваливаются воспоминания других зим и лет. И умершие друзья приходят в сны, правда, чаще всего с улыбкой и весельем, а значит - жить пока можно. И спит за стеной в своей комнате четырехлетняя внучка, тихо и спокойно спит (тьфу-тьфу), и наша забота сделать так, чтобы ее четвертый год оказался полегче, чем у бабушки и мамы.
Tags: russia
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

  • 53 comments